Старые лозы

Старые лозы

Наталья Щипанова
Автор
Наталья Щипанова










Катерина оформляет границы загадочного, иного, пространства, ей важен не сюжет, а материя, из которой эта вселенная рождается.









Особенность живописного подхода художницы можно трактовать как отказ от повествовательности, она обращается к чувственному.
Старые Лозы. 2019 г. 

Баннер, широкоформатная печать, эмаль 

170Х150 см 

Работа выполнена в арт-резиденции Синара-Центра

Франция

Виноградники поместья Prieuré Saint Jean de Bébian

Древо, луна и тело — универсальные элементы мифологических сюжетов. Художница Катя Поединщикова создала символический образ двойственного мира, одновременно притягательного и отталкивающего. Она подняла на свет архаический пласт сюжетов о превращении. Природа в постоянном переходе из одного состояния в другое — от страшного к притягательному, от нечеловеческого к человеческому, от живого к неживому, от мужского к женскому, от сексуального к смертельному.

Мировое древо — архетип многих мифологий. Катерина Поединщикова обратилась к дионисийскому символу — виноградной лозе. Она обнажила первозданную тьму, хтоническую стихию, укрощаемую рациональным порядком аполлонической цивилизации. Катерина говорит об экстазе опьянения, о страсти и творчестве, о выходе за пределы индивидуальности, о процессе растворения в коллективной душе, о ночном страхе доиндивидуального бессознательного.

В новом мире, который создает Катерина Поединщикова, нет места демоническому и зловещему. Страшное тает на глазах, приобретая новую гармоничную форму. Готическую мрачность сухой лозы художница дополняет золотом лунного модерна. Эмоциональная тональность произведения лишена тревожности. Демоническое трансформируется в волшебное, страшное — в странное, а значит, в психологически комфортное.

Сухая лоза может символизировать как первозданный ужас, так и свободу от безликого порядка современности. Однако в работе Катерины мы видим высохшую виноградную ветку — колючую и неуютную, цвета графита, придающего природному изгибу ветвей оттенок искусственности, словно вылитую из металла. В чем же смысл этого превращения? Может быть, это Один висящий на Иггдрасиле, вглядывающийся в космическую темноту в поисках вечной мудрости? Или же Мировое древо после «гибели богов», древо, которое из основы миропорядка превращается в мертвое щупальце, сжимающее живое тело?

Время действия — вечная вневременная ночь, где золотая луна освещает напряженное тело. Место действия — фантастический мир, где возможны любые метаморфозы. Катерина оформляет границы загадочного иного пространства, ей важен не сюжет, а материя, из которой эта вселенная рождается. Живая материя изгибается, словно тело оборотня в момент максимального напряжения мышц. Неживая статичная материя бессильно висит, как иссохшая кисть виноградной лозы, ветка слоистого и колючего дерева.

Ассоциативные ряды продолжают «Метаморфозы» Овидия или «Превращение» Кафки. Человеческое сливается с природным объектом в знак нераздельности человека и природы до насильственного вторжения, порабощения человека чуждым ему началом. Нимфа Дафна, убегающая от бога Аполлона, превращается в дерево. Чтобы спастись от божественного насилия, нужно ускользнуть в природу. Однако это спасение не свободно от жути буквальной телесной образности такого превращения. «Резвая раньше нога становится медленным корнем», руки прорастают ветвями. Все это, наконец, заставляет нас вспомнить о Дантовском седьмом круге ада, где души самоубийц, превращенные в деревья, источают слова вместе с кровью. Body horror, древнейший жанр человеческого воображаемого, становится актуальным для современной художницы.

Катерина не ведет глубинные диалоги с аудиторией. Ее произведения ориентированы на современного зрителя, ловца новых впечатлений в бесконечном потоке образов, коллекционера положительных эмоций.

В условиях современной глянцевой культуры эстетика работы мутирует в голливудский хоррор и заставляет вспомнить вселенную «Чужого», созданную Гигером. Главный антагонист — венец эволюции, инопланетный организм с экзоскелетом, напоминающим иссохшую виноградную лозу — внушает одновременно страх и восхищение жуткой гармонией. Существование Чужого возможно в процессе постоянного перерождения: яйцо — лицехват — эмбрион — ксеноморф. Его образ объединил насилие и сексуальность. Так и в работе Катерины Поединщиковой: страшное развивается, преобразовываясь в завершенную форму. Готический ужас отступает перед визуальным удовольствием. Особенность живописного подхода художницы можно трактовать как отказ от повествовательности, она обращается к чувственным ощущениям. Эстетизация обнаженной натуры и сохранение за ней брутальной сексуальности отсылает к гламурному медийному контенту.

Старые лозы_ставим в ЧБ!