Тавтология
Примитивный
Тотальность
Пропорции
Язык
Проекция
Ирония
Тектон (-ика, -ический)
Пространство
Имманентность
Забывая форму
Метамо (-морфозы, -морфический)
Аналогия
Стилизация
Видение
Орган
Повторение языка ритуалов
Образ
Сознание
Различие
БС (бессознательное)
Воображаемое
Персона I
Бог
Галлю (-цинация, -циногенный)
Причинность
Беспорядок
Поэзия
Реальность
Кризис
Абстракция
Гештальт
Вещь
Разрыв
Метафора
Эти слова немецкий писатель, критик и теоретик искусства Карл Эйнштейн написал красным карандашом на передней стороне папки, в которую собирал свои заметки об искусстве. Его объёмному труду так и не суждено было стать «Справочником по искусству» — Эйнштейн уехал на фронт Гражданской войны в Испании, где сражался в рядах партизан, потом вернулся в Париж, который вскоре был оккупирован немцами, и позже в 1940 году недалеко от границы с Испанией повесился.
В российском искусствоведении Карл Эйнштейн упоминается довольно редко, хотя его сочинения значительно повлияли на дискурс, который сформировался вокруг модернистского искусства. В 1915 году он выпустил книгу «Негритянская пластика» — первый текст об африканском искусстве, которое вдохновляло своей непосредственностью, новизной и связью с архетипическим почти всех художников-модернистов. Текст фактически первым обозначил эту связь, и шире — стал исследованием пластичности как модели восприятия объекта во всём модернистском искусстве. Именно здесь появляются почти все понятия, вынесенные Эйнштейном на обложку папки с записками, — ключевые слова, или понятия, которые он будет исследовать в контексте модерности до конца жизни.
Следуя им, слово за словом, можно анализировать и работы Александра Баженова: начать в этом зине, продолжить — за его пределами. Баженов — молодой художник из Екатеринбурга, которого от модернистской революции в искусстве отделяет больше века времени, мировая война, мощное развитие технологий, четвёртая индустриальная революция, постинформационное общество и несколько революций в самом искусстве, которое, кажется, полностью ушло от изображения на плоскости к объекту, инсталляции и процессу. Можно ли сказать, что обращение ко всем этим понятиям до сих пор актуально? Или оно оказывается актуальным вновь? Жидкая темпоральность настоящего, кажется, подсказывает более убедительный подход: скорее, сейчас нет ничего, что не могло бы вдруг оказаться актуальным.
Одна из тем, с которой Карл Эйнтштейн активно спорил в своих текстах, — это причинность линейного времени, где одно неминуемо следует за другим и выходит из предшествующего. Этому подходу он противопоставлял повторение — ту самую тавтологию, которая идёт первой в списке его ключевых слов. Это тем более удивительно, что сегодняшний подход к модерности строится как раз на понятии прогресса, новизны и линейного развития. «Сделать что-то новое» — так говорят про искусство модернизма, противопоставляя его постмодернизму и другим послевоенным течениям. Но Карл Эйнштейн указывал на обратное: искусство модернизма — это, в общем-то, бесконечное повторение одних и тех же тем и методов (шире — определённого языка искусства), их избыточность и развитие, которое исходит именно из повторения.
Сашины работы также тавтологичны, даже избыточны. Он начал работать с живописью (бумага, холст, баннер, самые разные краски) в 2016 году — и с тех пор в его новой мастерской на улице Декабристов скопилась кипа картин, которые он показывает запросто и быстро: на полу, как будто перелистывая. Их так много, что пытаться внимательно и досконально рассмотреть какую-то одну не просто нельзя, но не имеет никакого смысла — образность этих работ открывается не в тщательном всматривании, а в этом своеобразном жесте пролистывания, когда в разных работах улавливаешь повторяющиеся сюжеты, фигуры и композиционные элементы.
Когда быстро смотришь живописные работы Баженова, они начинают складываться в своеобразные серии. Многие из них формируются не изначальной авторской идеей, а, скорее, художественным импульсом и обстоятельствами — наличием каких-то красок и цветовой палитры, бумагой определённого формата и плотности и так далее. Границы этих серий размыты: одна постепенно переходит в другую, образы, композиционное и колористическое решения кочуют из работы в работу, развиваясь и трансформируясь.
Главные элементы этих работ — образ и композиция, которые можно назвать намеренно примитивными, элементарными, то есть отсылающими к чему-то простому и базовому. Лицо, туловище, человек, цветок — это ключевые элементы, которые повторяются с небольшими вариациями на всех полотнах. Саша говорит, что ему важна намеренная простота (но не лёгкость) этих образов, отсылающая к архетипическому — тому, что кажется знакомым, угадывается без объяснений. Лицо или цветок всегда складываются из одних и тех же линий. Или — фигура на монументальной росписи «Шахты» на углу улиц Вайнера и Малышева (в рамках «Бажов-Феста», 2018), нарисованная одной беглой линией, напоминающей первые наскальные рисунки — это простейшая форма, которая сознательно редуцируется, избавляется от выразительных элементов, превращается в знак.
В основе этой работы — орнаментальность декоративных мозаик, привычного для Урала метода оформления интерьеров и экстерьеров, порядок которой Баженов сознательно ломает, превращая в полуабстрактную композицию. Огромные яркие полотна встраиваются в специально отведённые для декоративных элементов квадраты обшарпанного, серого Дома науки и техники, который сейчас служит обычным офисным зданием. Эти работы нельзя назвать декоративными — они ничего не украшают и, кажется, только подчёркивают неприглядность здания, к которому раньше ничего не привлекало внимание; они даже слишком хорошо вписываются в эти квадраты, сливаясь в своей простоте и примитивности с неоштукатуренными стенами.
Одна из последних работ Саши — это поп-ап открытка с проектом скульптуры, которую можно взять и в этой книге и сложить как оригами. Эта скульптура — кричащее лицо, и крик здесь — такой же первобытный элемент, как и простейшее очертание человека. Крик — что-то нечеловеческое прорывается из глубин бессознательного наружу — почти как у Мунка. Формально это решается также просто: несколько простейших элементов-линий, лишённых объема, разворачиваются в кричащее лицо (образ, который можно встретить и в других работах Баженова).
Тавтологичность ощущается в работах Саши и на другом уровне — историческом, уровне преемственности. И если у первых модернистов основными источниками такой простой образности были искусство колониальных стран и рисунки шизофреников, то у Саши остаются только методы, а источники опосредуются. Кто-то узнаёт в образах и колористической палитре следы уральских художников Миши Брусиловского или Виталия Воловича, кто-то может вспомнить московских нонконформистов вроде Василия Янкилевского или Вадима Сидура, кто-то копнёт совсем глубоко и назовёт Аршила Горки или Жана Дюбюффе. Правы будут все и одновременно никто — здесь нет прямых отсылок к конкретному автору, это всё (бессознательный, если можно так сказать) образ «модерности», где уже не разобрать, откуда корни того или иного элемента. Также работают и псевдонимы Баженова, которые появляются на его картинах в разных местах. Из них разве что «Саша Б.» вполне понятен, остальные — Пётр Шалый (самый первый, который Саша уже не использует), Paul Pauk или «1923» — тоже отсылают к модернистской традиции, но не имеют определённого значения, а некоторые работы и вовсе остаются без подписи.
Если спросить про любимых художников у самого Саши, то он вряд ли назовёт хотя бы одну из перечисленных выше фамилий. Его источники — это уже давно не конкретные и известные всем фамилии, скорее — ключевые слова, с которых начинается бескрайнее путешествие по «Пинтересту» или другим агрегаторам визуальных изображений, где можно найти новых авторов и новые изображения. В пространстве интернета, где всё уравнивается и синхронизируется, привычные черты модернизма обретают новое значение — отсутствие рациональности, «прямая речь» шизофреника становятся странным, тем, что можно назвать английским weird — как работы Босха, растасканные на демотиваторы, или группа «Страдающее Средневековье».
Практика постоянного повторения также противопоставлена поиску идеальной формы, скорее, наоборот — это напоминает процесс «разучивания», забывания формы. И это свойственно как живописным работам Саши, так, например, и его плакатам, которые были показаны в Основном проекте 4-й Уральской индустриальной биеннале современного искусства. Эта форма появляется у него неслучайно — он работает дизайнером и создание графической рекламы для него рутинное, каждодневное дело. Переплавляя рекламную форму в художественную, лишённую какой-либо функции, он использует те же методы, что и в живописи. Модернистcкий язык с его пластичностью аналоговой формы переводится в плоскость цифрового. Эти плакаты тоже встраивают в логику weird. Построенные по принципу дизайн-вёрстки (где-то появляется обрывок фразы, где-то — рекламные элементы), они на деле ничего не рекламируют, оборачиваются содержательной обманкой — здесь нет никакого смысла, кроме визуального.
Работы Саши Баженова — это модернизм, от которого остался только метод, который ищет новые пути бытования в сегодняшней ситуации. Это экспрессионизм, который уже ничего не выражает, в котором сохранился только чистый жест экспрессии. И парадоксальным образом в этом чувствуется не очередной кризис такого подхода, но едва ли не единственная форма его существования сейчас.